Мысли вслух без особых претензий — собрала вместе то, что читала или слушала, и кое-какие личные размышления, для себя и тех, кому интересно. К «Королю Лиру» я по ряду причин возвращаюсь часто. А образ Шута люблю как загадку, которую нравится разгадывать.

Куда же он всё-таки делся?

Таинственное исчезновение Шута кто-то расценивает как нелепый обрубок сюжета, который делает пьесу неуклюжей и нелогичной — недаром её всё порывались переделать. Но нелогично это, только если считать Шута самостоятельным, «физическим» человеком, каким он изображён в классических постановках или экранизации Козинцева. Да, у Козинцева Олег Даль никуда не испаряется, а лишь символически замолкает до конца фильма — но у Шекспира-то персонаж после грозы вообще как сквозь землю провалился.

Можно попробовать примкнуть к тем, для кого Шут — переодетая Корделия (в ЖЖ есть целое детективное расследование на эту тему), то есть опять же живой человек — мне самой иногда нравится вертеть столь авантюрно-приключенческий вариант. Но будем честными: эта попытка закрыть пресловутый вопрос — почему Корделия и Шут ни разу не пересекаются на сцене — любопытная, но несколько грубоватая.

Шут Лира — не некто сам по себе. Личина, но не лицо, существо без имени, без возраста, без будущего, а в некоторых интерпретациях и без прошлого. Например, Шут в постановке театра-студии «Грань» (исп. Ю.Бокурадзе) словно «выползает» из Лира, когда тот начинает что-то понимать и хватается за голову, будто от внезапной боли. Отождествлять Корделию и Шута неверно — они обитают в разных мирах, которые после отречения Лира обречены разойтись.

Для Корделии Лир — отец, человек. Своим «Nothing» она отвергает мир ритуала и политики, лишаясь всего, что имела, то есть первой выбрасывается в мир природы и «голых нищих». Опустим то, что французский король её сразу спасает. Важно, что она ломает всё здание театра «Двор Лира» и в пролом проваливаются Кент, Эдгар, сам Лир, Глостер… Короче, все положительные герои должны выпасть из своих ролей и превратиться в «неприкрытых людей». (За что я и ценю фундаментальность этой пьесы: «природа — культура», здравствуй, Леви-Стросс).

Но шут короля — это отражение его сакральной ипостаси, которому нет места в мире, где король — не король. Он единственный, кому позволено обращаться к государю как к простому человеку, а если перестаёт быть единственным, то весь смысл его бытия теряется. И пока Лир сбрасывает с себя королевское, приобретая всё больше человеческого, Шут постепенно чахнет. В фильме с Энтони Хопкинсом в главной роли уход Шута выглядит как смерть от старости. А в телеспектакле Александра Барнетта Шут юный, но еле дышит, еле ходит, еле языком ворочает — без видимой причины.

Но Шут, как полагается, двойственен: он находится на «искусственной» половине и высмеивает короля за отказ от власти — но в силу своего неумения лгать открывает Лиру глаза, выступает как голос здравого смысла и служит проводником в мир дураков, через который лежит путь к очеловечиванию.

И нельзя сказать, что у «бедного дурачка» совсем нет ничего личного. Если он не принадлежит миру природы, это ещё не значит, что он не хочет жить. Шут в исп. Е.Березновой («Сатирикон») почти не скрывает горькой обиды на Лира, словно предчувствуя скорый конец. А в вышеназванной постановке «Грани» это неожиданно тихое, не от мира сего, создание почти всё время повторяет: «Возьми меня с собой, дяденька», — как будто тоже хочет в мир обычных людей.

И вот тут можно по-разному посмотреть. С одной стороны, Шут условно проникает к Лиру внутрь и продолжает жить в нём (правда, чудит Лир лишь до того момента, как воссоединяется с Корделией). А с другой, кажется, что Шут появляется на сцене, чтобы освободить Лира от самого себя. Его роль — отмереть, и пойти против неё он не может, потому что само его существование обусловлено этой ролью.

«Мой дурачок, часть сердца есть во мне, — она тебя жалеет».

Вот отчего Лиру так жаль Шута? Только ли оттого, что тот промок и озяб? Только ли потому, что собственные лишения сделали короля восприимчивее к страданиям других?

По-моему, не только.

Оставлю здесь ссылку на статью Е. В. Халтрин-Халтуриной, в которой, по-моему, интереснее и основательнее всего разобраны связи Лир-Шут-Корделия и Лир-Шут-Эдгар, с опорой на исторический контекст.

Правда, статья посвящена сугубо поиску изначальных смыслов, автор не ставит цели рассмотреть те смысловые слои, которые прирастают к трагедии в наших реалиях.